Образовательный процесс трансформируется под воздействием новых вызовов. Технологии преподавания не могут оставаться неизменными. Какова роль преподавателя сегодня, когда вся информация есть в свободном доступе? Как сохранить ценность преподавания в мире? Как выбрать идеального преподавателя именно для себя? Зачем нам наставники и коучи? На эти и другие вопросы ответили приглашенные эксперты в рамках вебинара, проведенного Т&P совместно с Тюменским государственным университетом. Публикуем конспект встречи.


Надежда Федорова

Начальник управления индивидуальных образовательных траекторий Тюменского государственного университета

Светлана Инфимовская

Директор школы 21, образовательного проекта «Сбербанка»

Екатерина Латыпова

Руководитель направления «Учи.ру» по взаимодействию с учителями, директор центра ДПО «Учи.ру»

Илья Обабков

Директор Института радиоэлектроники и информационных технологий — РТФ УрФУ, заведующий кафедрой интеллектуальных информационных технологий

Александра Жирновская

Эксперт в области корпоративных коммуникаций, креативной андрагогики и маркетинга образовательных проектов

— Сегодня мы обсудим важную и интересную тему «Трансформация роли преподавателя». Давайте для начала поговорим о том, почему вообще важно знать об изменениях в роли преподавателя. Это достаточно узкая и профессиональная тема, которая тем не менее касается многих. Что вы думаете?

Надежда Федорова: Мне кажется, мы живем в эпоху, которая сейчас называется «цифровой революцией». На самом деле это очередной виток в развитии медиатехнологических инструментов, и если в XV веке книгопечатание сменяло рукописные тексты, то сейчас у нас интернет и все медиакоммуникативные платформы становятся новым способом взаимодействия, хранения и обмена информацией. И, конечно, они сильно влияют на все образовательные процессы, на те практики, в которых существуют студенты, школьники и не только. Поэтому один из ключевых субъектов в образовательном пространстве — это преподаватель или учитель, если мы говорим о школьном образовании. И конечно, если меняются студент и само пространство, то должен поменяться и преподаватель, чтобы это пространство существовало гармонично.

— Спасибо, Надежда! Екатерина, вы работаете с учителями, и я уверена, что среди нашей аудитории много родителей. Почему им также важно понимать, что происходит с ролью преподавателя? На что обращать внимание?

Екатерина Латыпова: Добрый день, коллеги! Сегодня, когда мы работаем с учащимися, мы должны обращать внимание на то, что это дети другого поколения, нежели мы с вами. И если говорить про сегмент школьного образования, то это дети, которые родились от 7 до 15 лет назад, и этих детей уже относят к поколению Z, а для них появился совершенно иной основной источник коммуникации и общения — социальные сети и мессенджеры.

Что принципиально отличает каждое из поколений? Их отличает канал взаимодействия, канал выстраивания отношений: дружеских, профессиональных, социальных. Наше с вами поколение — люди, рожденные в 80-х и ближе к 90-м годам, люди, у которых основной канал коммуникации — это email. Предыдущее поколение — это люди, у которых основной канал коммуникации — это текстовые сообщения. А еще раньше — телефонные звонки, а еще раньше — письма от руки.

И вот этот ключевой канал коммуникации определяет, как нам сегодня надо выстраивать взаимоотношения с учениками. Потому что они, несмотря на то что открыты всему новому благодаря интернету, сталкиваются с новыми вызовами, которые определены обилием информации, фактов и новых смыслов. И для детей Z очень важно сейчас формировать навыки критического, осознанного мышления, чтобы достоверно отличать факты от фейков. И вот когда мы выстраиваем взаимодействие с детьми, нам, взрослым, как родителям, так и преподавателям, учителям, надо научиться формировать у ребенка навык осознанной работы с информацией, понимая ключевой канал получения этой информации.

— Екатерина, спасибо! Однако еще есть отдельная аудитория, как мне кажется, это один из самых растущих сегментов людей — это эксперты, которые становятся преподавателями. Все-таки есть разница между информацией и знаниями, которые мы получаем. Не менее интересно понять, как вообще работать с такой информацией. Давайте попробуем в этой теме разобраться: где информация, где знания и в чем сейчас сложность в работе с этим потоком? Илья, вы работаете с информационными технологиями, давайте начнем с вас.

Илья Обабков: У нас очень благодарная область, потому что иногда в интернете вообще ничего невозможно найти. И главная задача, с которой мы и наши студенты сталкиваемся, — это валидация той информации, которую удалось найти. Качество, содержание, применимость, актуальность на сегодняшний день — здесь у наших партнеров очень важная роль, потому что достаточного количества преподавателей сейчас не найти, и мы активно задействуем компании, чтобы они нам сказали: «Вот это можно, а вот это нельзя», — и помогаем студентам.

Учиться навигации, извлечению информации, превращению ее в новые знания для себя — это навык не студенческий, он должен существовать и развиваться всю жизнь

— Это правда, границы стираются. Надежда, если мы говорим про тот поток информации, в который попадает студент, например, ТюмГУ, какие есть особенности погружения человека в эту среду и как он с этим справляется? Как вы на это смотрите?

Надежда Федорова: Я на это смотрю и как руководитель большой студенческой работы, и как мать троих сыновей, потому что «Окей, гугл» и «Алиса» постоянно звучат в моем доме. Однако студентам и пока не достигшим студенческого возраста детям я объясняю, что информация, особенно в тех массивах, которые сейчас доступны, и знания — это абсолютно разные вещи.

С информацией можно работать, постоянно ее обновлять, но в знания она превращается только тогда, когда становится опытом реальной деятельности. Когда с ее помощью можно поставить цель, достигнуть ее, сменить позицию, оценить результаты и получить так называемый отрефлексированный опыт, тогда информация становится знанием. А с массивом информации можно работать, только когда у вас есть подключение к сети. Поэтому все, что касается критического мышления, анализа данных, работы с большими массивами информации, — это сейчас необходимые, очень актуальные компетенции.

Мы всегда возвращаем студентов в ситуацию, в которой они, по сути, становятся такими информационными аскетами. Если вы не видите зону своего незнания и не можете с ней работать, тогда никакая информация не поможет сделать шаг в развитии.

— Это как раз то, о чем сказал Илья: можно ничего не найти в целом, потому что нет понимания, как взаимодействовать с цифровой средой. Светлана, мне очень интересен опыт школы 21, потому что у вас как раз происходит трансформация самостоятельно найденной информации в знания. Это является основополагающим принципом работы школы, так?

Светлана Инфимовская: И так, и не так. Во время разговора у меня возникло воспоминание, что в старые времена были отличники и им давали двоечников, которых надо было подтягивать. По факту этот принцип обучения как раз и работает в школе 21, где есть тот, кто лучше понимает и может объяснить другому. Отличник, конечно, тоже может ошибаться и давать неверные знания, но тут в игру вступает критическое мышление, которое учит отделять зерна от плевел и понимать, что важно, а что нет.

Сейчас мы возвращаем ответственность и возможность выбора самому участнику школы 21. Это может быть набор лекций, который они посмотрят либо online, либо по учебнику, либо в формате курса. Или же в ускоренном темпе они могут что-то посмотреть, получить знания по принципу «равный — равному» или обратиться за помощью к эксперту. Я действительно согласна с Екатериной: сейчас все ускорилось, появилась возможность получить информацию в реальном времени. Поэтому, я бы сказала, на позицию учителя сейчас много кто претендует, но это не вызов для классического учителя, это скорее возврат мотивации для учащихся, что, на мой взгляд, абсолютно необходимо. Учитель сейчас как модератор, а не как единственный источник знаний. И, поворачивая ситуацию таким образом, появляется шанс получить лучшие результаты, чем раньше.

— Я слышу сразу несколько важных идей. Первая про то, что учитель — это часть среды, где у ученика челлендж: выбрать верный ресурс, который поможет добыть знания, и двигаться по траектории развития, которую он себе наметил. Вторая мысль заключается в конкуренции: у нас есть выбор, как учиться — спросить у учителя, соученика или у искусственного интеллекта. При этом мы говорим про ответственность, и здесь есть челлендж у учителя: быть более интересным и мотивирующим. Это тоже довольно сложно. Давайте поговорим об опыте учащегося, а потом рассмотрим более детально роль учителя. Кто согласен или не согласен с позицией Светланы?

Надежда Федорова: Я с позицией Светланы согласна абсолютно. У нас образовательное пространство стало таким широким, что никакие стены его больше не держат. Произошел абсолютный демонтаж социальной структуры, — то, о чем сейчас Светлана говорила так ярко и красочно. У нас могут быть студенты, могут быть школьники, тренера спортивной секции с большей образовательной функцией, чем школьные учителя. И это, конечно, в какой-то мере было всегда, нельзя сказать, что абсолютно новые процессы происходят, но их интенсивность и плотность приводят к тому, что меняется структура распространения знаний.

Функция учителя для школьника и студента меняется — опыт учащегося показывает, что в выборе направлений освоения знаний нужен сопровождающий. Надо верифицировать, насколько успешен, развит или не развит, потому что быть самому себе зеркалом очень сложно, особенно в юном возрасте. Поэтому, с одной стороны, учитель и преподаватель — это зеркало, в котором отражается ученик, с другой стороны, — некий образец. Ну и, собственно, для университета еще очень важная вещь — только исследователь может быть преподавателем, так как если вы не умеете сами производить новые знания, значит, не сможете ориентироваться в пространстве уже готового, распакованного знания и не научите этому других. Кажется, это очень важное изменение, которое происходит прямо сейчас на наших глазах.

— Илья, вы согласны с тем, что преподаватель должен уже в себе совмещать роль исследователя?

Илья Обабков: Это само собой. Нельзя вычеркивать некоторые вещи — например, математический анализ очень сложно понять по учебнику, и многие посещали лекции какого-нибудь уникального преподавателя, который еще и является исследователем. Так же в IT курсах. В базовых курсах программирования си-шарп у меня учится 600 человек. Я вам честно скажу: больше всего мы задействуем труд магистров. Они как наставники, которые проходили этот курс и отлично программируют на си-шарпе, доступно объясняют первокурсникам. Так возникает знание.

Есть еще одна очень важная, интересная, но не исследовательская роль, с которой мы сейчас сталкиваемся. Расскажу о ней на примере.

Курс введения в специальность — это же классика для инженерных направлений. Начать раскрывать, что наш факультет создан в 51—52 годах, рассказывать о построенных заводах и поднятой благодаря нам промышленности — бесполезно, этот номер больше не пройдет. На вторую лекцию из 600 людей придут 20—30 чисто из уважения ко мне. Поэтому в начале мы читаем 2 лекции навигационно-мотивирующего характера о профессиях, о том, какой сейчас мир IT, какие компании, какие возможности у вас будут независимо от университета. И дальше идет набор лекций от партнеров.

Главная роль учителя — подтолкнуть студента подумать о себе как о проекте

Наша задача — все время держать в тонусе и напоминать студенту, что он не зря сюда пришел. Еще один важный элемент, особенно в исследованиях, где постоянно нужно искать новое, критиковать, переосмыслять, — это обратная связь. Важнейший элемент в воспитании инженерного образования — давать обратную связь. Порой жесткую. Мы видим, как плачут дети после защиты проекта. И это — элемент воспитательный. Они получили ту обратную связь, которую заслужили.

— Из того, что я услышала, была важная идея про то, что преподаватель — это ролевая модель. Студенту для того, чтобы развиваться и погружаться, нужно найти преподавателя в лице тех возможностей, которые у него есть. Это не преподаватель, который формально является преподавателем, а тот, кто отвечает запросу студента. Мне кажется, это важно, особенно в школе, когда неокрепшие умы относятся к учителю как ко второму человеку после родителя. Екатерина, как вы сейчас видите трансформацию школьного учителя? Что поменялось, и есть ли что-то созвучное, что говорят коллеги в вузах?

Екатерина Латыпова: Как говорил Янос Коменский, «Школу создавали для того, чтобы закрыть проблему всеобщей необразованности и безграмотности». Ключевая была задача — выпускать грамотных, образованных людей, а это — передача знания, которая в тот век решалась стандартным путем — через классно-урочную систему, где есть учитель как основной источник знаний и учебные пособия как дополнительный источник.

Когда заканчивался урок, у ученика был учебник — и это работало до тех пор, пока не появился многоканальный доступ к информации. В связи с этим, конечно, к учителю в начальной школе практически не изменилось отношение. Он — вторая мама, но как только мы переходим в основную школу, то там уже формируются иные требования к учителю. В основной школе ученики могут достать знания какими угодно способами, и самое главное в учителе здесь — помочь раскрыть талант ребенка. В этой связи школа — это образовательная среда, а образование — это многогранный процесс, в который вкладывается и передача знаний, и воспитание. Учитель начинает выступать в роли ментора, тьютора, сопровождающего своего ученика.

Большое количество школьных знаний до сих пор остаются академическими знаниями, без преломления к жизни. И детям не понятно, зачем им это. Например, когда я работала учителем информатики, я перед тем, как вводить любые новые функции в программирование, шла к математику и говорила: «Вы логарифмы рассматривали? Когда у вас логарифмы?». И мы с ним начинали интегрировать друг в друга наши программы, чтобы давать комплексные знания. Учителям очень важно сегодня объединяться для общей цели — развития ребенка.

— Спасибо, Екатерина! Светлана, как вам кажется, а что нужно знать преподавателям, к чему им нужно быть готовым сейчас? Ведь многое поменялось, восприятие уже другое. На вашем опыте расскажите, к какой аудитории и к какому запросу нужно быть готовыми?

Светлана Инфимовская: Мне кажется, Илья затронул очень ценный вопрос — вопрос целеполагания. Сейчас действительно важна та самая роль ментора, тьютора ровно с момента целеполагания при выстраивании вектора развития. Мы делали полезное упражнение со студентами, спрашивали их: «Где ты хочешь увидеть себя через 5 лет и что для этого нужно?». Например, я хочу быть IT-директором, а из чего состоит мой путь? Что мне нужно, какие знания, какие умения, какие hard и soft skills мне для этого нужны? Об этом мало кто думает, и мне отрадно, что университеты начали помогать студентам выбрать траекторию развития.

На мой взгляд, это крайне важно начинать еще в школе, продолжать в университете и дальше, чтобы вектор образования у человека не терялся. Чтобы не было: «Я пошел в магистратуру, потому что еще 2 года подумаю, кем я еще хочу быть» вместо того, чтобы попробовать поработать, а потом уже со сформированным запросом вернуться в университет и продолжить обучение. Отношение к лекциям, предметам и базе будет иное, если есть понимание, зачем это нужно.

— Спасибо большое, Светлана! Если вернемся к вопросу «Что же преподавателям ждать от учеников», я услышала в вашем ответе, что есть потребность показать то, как устроен мир. И надо быть достаточно глубоко образованным и вширь, и в глубь для того, чтобы помочь построить вектор. Согласны с этим?

Светлана Инфимовская: Самому младшему участнику школы было 16 лет, а самому старшему и опытному — 63. Это как раз та вещь, которую мы подсмотрели в западной системе, поскольку, на мой взгляд, крайне важно миксовать поколения. Когда помещаете, грубо говоря, 2 поколения, а то и 3, в одно образовательное пространство, у участников стираются те самые шоры незнания, т. е. они сразу взаимодействуют с людьми, которые есть в реальной жизни. И это уникальный опыт для всех — даже для тех, кто всю жизнь проработал грузчиком, а к 50 годам решил освоить программирование. Это важно, чтобы снизить порог вступления и предоставить каждому возможность получить фундаментальное образование.

— Спасибо большое! Мы поговорили про то, кем является преподаватель, кем он должен быть, от чего ему стоит отказываться и так далее. Но кажется ли вам, что есть все-таки большой барьер с тем, чтобы стать своего рода навигатором. Осознают ли преподаватели сегодня ту трансформацию, которая с ними происходит в полной мере? Надежда, давайте поговорим про ваш опыт.

Надежда Федорова: Мне кажется, когда мы говорим о преподавателе, о таком идеальном преподавателе, мы всю его функциональность вкладываем в одно тело.

Все функции, которые должны быть реализованы преподавателем в обучающем пространстве, сконцентрированы в одном супер-человеке, который всех ведет за собой

В ТюмГУ мы складываем этого Супермена из множества преподавателей. У меня есть дисциплины, в которых работают 32 преподавателя, и студенты могут выбирать и в разных треках встречаться с разными людьми. Но и главное, конечно, я говорила: исследователи — они должны вести за собой в проект, и быть навигатором достаточно проблематично, так как преподаватель всегда углубляется в одну тему и не может развивать во всех направлениях. Поэтому мы пошли по простому пути: мы эту функциональность разделили морфологически.

У нас появились тьюторы, которые не являются преподавателями, основная задача которых — навигация в образовательном пространстве, и преподаватели, у которых тоже появились новые функции, но они уже за все образовательное пространство не отвечают. Их функции фундаментированы, они держат свои дисциплины, свои исследовательские области. Поэтому мы разделили некоторые функции «идеального преподавателя» и разложили их на разных людей.

— Мне кажется, это так же работает и с платформами. Например, «Учи.ру» — платформа, которая может помочь освоить базовые знания и снять с преподавателя некоторую рутину в легкой, понятной форме. И преподаватель вместо того, чтобы объяснять одно и то же, может выполнять другую роль, про которую мы говорили. Екатерина, скажите, как вы к этому относитесь?

Екатерина Латыпова: Поддерживаю обеими руками! Действительно, мы проводили исследование в период пандемии и смотрели, как вообще поменялось время, которое учитель, родитель и ребенок тратят на образование. И мы выяснили, что у школьников с 1 по 11 класс сократилось время на обучение на 3 часа. У родителей и учителей это время кратно выросло, причем вроде бы все те же уроки, все то же домашнее задание, но у ребенка это стало занимать меньше времени, а у родителей, которые его сопровождают, и у учителей, которые готовятся к онлайн-урокам и адаптируются к технологиям, наоборот, все увеличилось.

Для этого и создаются все основные функции в образовательных платформах, которые позволяют автоматизировать рутинный процесс. Домашние задания задают классу, как правило, одинаковые, причем система позволяет сделать индивидуальное задание, которое не надо будет проверять, потому что автоматически оно проверяется и выдает оценку и ученику, и учителю.

Детей можно мгновенно оповестить и собрать на урок, и не надо будет писать родителям в чат дополнительно. Пандемия показала, что учителя к этому сначала не были готовы, им пришлось быстро перестраиваться, но сейчас мы видим, что с новым учебным годом, несмотря на то, что сохранилась осенне-весенняя усталость от пандемии, они все-таки уже уверенно пользуются теми инструментами, которые позволяют упростить этот процесс. Они находят время на индивидуальную и групповую работу, а также на создание интересных уроков исследовательского характера, которые показывают себя как наиболее эффективные. Поэтому, отвечая на вопрос, — платформы помогают автоматизировать ряд рутинной деятельности учителя. Нам осталось учителю объяснить, как освободившееся время эффективней использовать для развития детей.

— Спасибо большое! Мне просто кажется, некоторые учителя, которые еще не понимают, как делать по-новому, все еще держатся за то, что это их задача — пересказывать учебники.

Екатерина Латыпова: Есть такой американский термин, который переводится как «святой на сцене». Некоторые учителя до сих пор считают, что их самая большая и важная миссия — это нести знание детям. Но эту установку надо немного перебороть, так как сейчас существует множество других более востребованных источников информации.

Для части учителей есть необходимость преодоления барьеров, и, конечно, когда мы говорим: «Учитель, нужно придумать и провести интерактивные и интересные занятия для детей», он должен пройти ряд внутренних согласий для того, чтобы прийти к мысли, что «да, интерактивно-электронная среда обучения — это среда взаимодействия, нужно осваивать инструменты, нужно общаться с родителями». И эти барьеры, как в пирамиде Маслоу, поднимаются наверх, а в конце уже будет «совершенный» образ учителя, который преодолел все стадии, открыт к самообучению и обмену опытом. Это очень длинный процесс, который, конечно, ставит перед учителем большие вызовы.

— Екатерина, спасибо! Илья, как вам кажется, чему должны учиться преподаватели? Какие сложности есть? По вашему опыту, как вуз помогает преподавателям улучшать их преподавательский опыт, преодолевая сложности, с которыми они сталкиваются?

Илья Обабков: Хороший вопрос. Сложности, конечно, есть. Мы, с одной стороны, все перешли в онлайн, удобно сидеть дома и не тратить время на логистику, как большинство это делает. С другой стороны, мы из-за этого постепенно с ума сходим, разговаривая по несколько часов каждый день с группой черных квадратов, у которых Microsoft Teams ставит только Ф.И.О. Потом наступит время, когда я приду в компанию и попрошу человека что-то сказать, потому что смогу его узнать только по голосу — в лицо ведь никогда не видел.

Классическая задача IT факультета или института — это кадровый разрыв. У нас много преподавателей 30- и 65+, и если 30- легко осваивают любые технологии, то те, которые 65+, чувствуют напряжение. Да, они адаптируются, но им надо постоянно помогать. И мы увидели, что это хорошо делают наши магистры, студенты и цифровые волонтеры. Важно еще проводить хотя бы иногда живые встречи, чтобы справиться с этим дистанционным выгоранием.

Мы также разделили преподавателей на разные роли. В проектном обучении у нас есть роли, с преподавателями все пока что несколько сложнее — им нужна поддержка и дополнительная подготовка, чтобы проводить занятия действительно интересно как для себя, так и для студентов. Но по факту, сейчас мы (в эпоху коронавируса) все получили шанс для резкой собственной модернизации.

— Илья, это отличный пример того, как найти рычаги, за которые дернуть, чтобы вовлечь аудиторию. Светлана, я знаю, что в школе 21 очные встречи — это очень важная часть образовательного процесса. Как вы справились с переходом в онлайн?

Светлана Инфимовская: Когда наступил полный локдаун весной, мы перешли в онлайн-формат без особых проблем, но, конечно, четко увидели снижение активности. По факту, когда находишься в кластере с другими участниками, имеешь возможность подойти то к одному, то к другому, создается общий ритм. А если писать сообщение, то ответа можно дождаться как через 5 минут, так и через несколько часов.

Тем не менее, мы все равно оставили возможность разбирать задания и оценивать их самим участникам, и они это делают достаточно объективно. Никто не стремится намеренно занизить кого-то или поставить отличную оценку, когда на деле там все хуже. Все в любом случае знают, что ответы потом будет перепроверять машина, и сильные расхождения, конечно же, увидит.

Мы со своей стороны увеличили количество онлайн-мероприятий. Раньше у нас очных было примерно 3–4 в неделю, сейчас у нас доходит до 2, 3 в один и тот же день. Мы стараемся как раз показать, что мы рядом. Причем мероприятия не только на тему IT, но еще и по направлениям, которые беспокоят участников — финансовая грамотность или тайм-менеджмент, например. В школе 21 обучение происходит on demanded: если есть потребность в каком-то эксперте, мы отправляем участников самостоятельно искать спикеров и приглашать их.

Возвращаясь к вопросу о сложности перехода в онлайн, я думаю, все коллеги со мной согласятся, что переход в онлайн требует большой методической переработки материала, подачи и структуры. Это надо, по сути, переизобрести существующий процесс с учетом той специфики, которую дает онлайн.

— Спасибо большое! Надежда, я знаю, что вы тоже заботитесь об опыте, который получает сам преподаватель в процессе, ведь от него обучение зависит не меньше. Что делаете вы?

Надежда Федорова: С одной стороны, как и все коллеги вокруг, мы вынужденно обучаем профессуру. В ситуации мультиплатформенного состояния мы выбирали удобные для всех варианты для коммуникации и обучали всех преподавателей. Потому что проблема интерфейса и его смены никуда не делась, и для многих преподавателей, независимо от их возраста и опыта, переход в новый формат был очень сложен.

Помимо формального обучения, повышения квалификации, у нас есть форма взаимодействия с преподавателем, которую мы постоянно практикуем, — это проектно-аналитические сессии. И собственно мультисубъектные дисциплины, о которых я говорила, где несколько преподавателей работают над одной дисциплиной, и прочие блоки образовательного пространства — все это разрабатывается на проектно-аналитических сессиях, где преподаватели взаимодействуют друг с другом и обладают правом и возможностью создать свои удобные правила и следовать им.

Как оказалось, это очень повышает мотивацию, ведь правила придумываются ими. Казалось бы, они бы могли установить самые простые протоколы, но вместе с экспертами и авторитетными людьми как в университете, так и за его пределами, мы повышаем градус их ответственности. Например, в ходе одной из сессий преподаватели сами решили, что у них будет внешняя экспертиза проектов, с которыми они работают, и принимать экзамены будут не они сами, а внешняя экспертная комиссия. И теперь, каждый семестр, когда дисциплина доходит до этого финала, у меня и преподаватели, и студенты находятся в очень трепетном состоянии, потому что они сами придумали это правило, а мы его методически и административно поддержали. Это такой узкий пример, который показывает, как эта методика работает.