В своей полемической книге известный экономист Пол Коллиер намечает весьма оригинальные и морально обоснованные способы борьбы с новым расслоением общества — экономическим, социальным и культурным, — но делает это не с жаром «новых старых» идеологов, а с прагматической трезвостью. Он пишет и о том, как разные формы этого расслоения проявились в его собственной жизни, признает некоторые «ошибки и пропуски» своего профессионального цеха, а также показывает, как спасти капитализм от него самого, а нам — сбросить интеллектуальный багаж XX века. Публикуем отрывок из книги, посвященный распаду структуры «моральной семьи» и его последствиям.

Будущее капитализма

Пол Коллиер
Издательство Института Гайдара, 2021

Семья — это самый важный и прочный из всех человеческих союзов, заставляющих нас выходить за рамки нужд и интересов нашего эго. Муж и жена публично подтверждают наличие между ними определенных взаимных обязательств. Привязанность родителей к детям основана на нашем родительском чувстве. Родители заботятся о детях, и часто дети через много лет заботятся о родителях, но здесь редко говорят о какой-то взаимности как праве. Забота о стариках — это хорошо и правильно, но о своих детях люди заботятся без каких-либо условий, и эта забота не воспринимается как элемент взаимовыгодных отношений. Тем не менее, и дети часто рассматривают заботу о родителях как свою обязанность. Эту небольшую дистанцию между обязательством и правом, а также моральную неадекватность некоторых детей прекрасно иллюстрирует один старый йоркширский анекдот: «Мать, ты всю жизнь столько работала ради меня. Теперь у тебя есть возможность поработать на себя». Но эта система взаимных обязательств может охватывать не только супругов и детей. В древних обществах семейные обязательства распространялись на родню, которая сегодня считается очень отдаленной — вплоть до каких-нибудь семиюродных братьев.

Семьи — это тоже сетевые структуры; в типичной нуклеарной семье из трех поколений среднее поколение — родители — составляет узел, хотя родители часто воспроизводят нарративы, переданные им предыдущими поколениями. В семье базовая формула, согласно которой моральные нормы рождаются из нарративов, работает еще нагляднее, чем в государстве и в частной компании.

Семья — это структура, в которой чувство принадлежности возникает наиболее естественным образом — ведь мы воспитываемся в ней с самого раннего детства

Прямой человеческий контакт дополняется здесь историями об общем происхождении, которые привязывают к семье каждое следующее поколение, формируя чувство принадлежности к некоему семейному «мы». Одни истории позволяют нам объяснить детям, что такое долг, другие показывают связь между нашими поступками и их следствиями. В моей семье, как и во всех других семьях, масса таких историй. В них есть свои герои и свои паршивые овцы. Любопытно вспоминать их и классифицировать по этим «рубрикам»: истории о происхождении, истории о долге, истории о разумном эгоизме.

Как и другие нарративы, имеющие хождение в человеческих группах, они постепенно «обкатываются» временем и обретают форму некоего связного целого, становясь системой убеждений. Биологические основы семьи оставляют достаточно возможностей для сосуществования соперничающих систем убеждений, но к 1945 году в западном обществе почти повсеместно утвердилась одна система: здесь я буду называть ее представлением о «моральной семье». При этом я не хочу сказать, что считаю эту систему убеждений единственно нравственной. Собственно говоря, она разительно отличается от системы ценностей, царящей во многих сегодняшних семьях. Я лишь обозначаю неким ярлыком структуру моральных понятий, которая в течение длительного времени была очень широко принята в семьях.

В моральной семье образца 1945 года супружеская пара, составлявшая среднее поколение, признавала свои обязательства по отношению к обоим другим поколениям: поколению детей и поколению родителей. Это часто оборачивалось немалым бременем, но, поскольку каждый человек по очереди проходил все три поколения, этот этап считался этапом ответственности. Это была очень устойчивая система убеждений: в ее основе лежала общая идентичность, которая очерчивала сферу избирательной и различающей взаимности, основанной на разумном эгоизме. Формирование общей идентичности, основанной на принадлежности к семье, не вызывало проблем, потому что это была ежедневно проживаемая реальность, сфера «взаимного уважения». Нормы, задающие взаимный характер обязательств, были естественным продолжением и развитием чувств привязанности. При этом нормы могли подкрепляться осознанием их необходимости и осмысленности: если их соблюдало достаточное число членов семьи, это обеспечивало долгосрочные материальные преимущества для всех: здесь действовал «разумный эгоизм».

В 1945 году почти все семьи были такими, но в следующие десятилетия ситуация радикально изменилась. Во многих странах Запада люди начали пренебрегать обязательствами перед семьей. Число разводов резко подскочило. Их максимум в США пришелся примерно на 1980 год; в Великобритании это случилось немного позже. С появлением новых социальных различий — на этот раз между более и менее образованными людьми — эта перемена стала очень явной.

Происходившие потрясения расшатывали всю традиционную систему убеждений, лежавшую в основе моральной семьи; распад семьи этого типа усиливал социальное расслоение, а это расслоение имело свои уродливые результаты.

Толчки в верхних слоях

Первый удар по нормам моральной семьи нанесла наука. Противозачаточные средства позволили молодым женщинам взять свою судьбу в свои руки: теперь можно было отделить секс от зачатия, бывшего прежде его обычным следствием. Это облегчило поиск подходящих партнеров; временные сексуальные отношения стали менее рискованными, а на смену прежней непростой «проблеме обручального кольца» пришел гораздо более удобный «режим», когда партнеры могут присмотреться друг к другу до брака. Как очень точно заметил поэт Филип Ларкин, «секс пришел к нам в шестьдесят третьем».

Свобода началась с секса, освобожденного наукой, но вскоре дело пошло гораздо дальше. В результате глубоких духовных сдвигов человек освободился от ограничений, налагаемых многими неразумными нормами моральной семьи. На смену обязательствам людей перед семьей пришли новые обязательства каждого перед самим собой: люди осознали свой долг самореализации и раскрытия личного потенциала. Законодательство упростило порядок развода. Одной из примет той новой атмосферы, которая привела к упрощению процедуры развода, стало то, что он уже не сопровождался комплексом вины: в разводе никто теперь не был виноват.

Не удивительно, что эта духовная революция началась в среде университетской молодежи и потому прежде всего затронула новый образованный класс. Она поставила под вопрос корневой постулат самой идеи этической семьи: то, что уважение есть следствие выполнения человеком его долга. Новая мораль поставила на место семьи эго индивида, а уважение, обретаемое путем выполнения обязательств, заменила уважением, основанным на самореализации. Вариантом, привлекательным для женщин, стал феминизм; вариантом, привлекательным для мужчин, стал Playboy. Произошла переоценка ценностей, и то, что раньше воспринималось как соблазны, с которыми следует бороться, начало восприниматься как моменты самореализации, к которым следует стремиться.

Во многих семьях, принадлежавших к новому классу, один или другой партнер в паре вдруг обнаруживал, что его самореализация требует развода. По мере освоения мужчинами и женщинами этих новых норм менялся и сам характер брака в кругах элиты. Этому способствовала еще одна революция: колоссальный рост числа университетов. Он уравнял число образованных мужчин и женщин и колоссально облегчил взаимный поиск партнеров. Женщины и мужчины научились находить себе наиболее подходящих партнеров (новые возможности в этой области открылись благодаря онлайновым службам знакомств и большей точности их алгоритмов). Вскоре все это дополнилось легализацией абортов: «второй линии обороны» женщины после зачатия. В большинстве семей образованного класса все предыдущие нормы: центральная роль среднего поколения, гендерная иерархия и обязательства перед другими поколениями — сменились взаимным поощрением к самореализации через личные достижения.Более ясным пониманием этих изменений в нормах семейной жизни я обязан Робби Акерлофу.

Гражданский брак и ассортативностьНеслучайный подбор пар, при котором индивиды выбирают партнеров со схожими чертами. — Прим. пер. при формировании союзов повысили уровень совместимости партнеров из образованных слоев, благодаря чему показатели разводов в этой группе населения снизилась. Родители, сами достигшие чего-то в жизни, ставили амбициозные цели и перед своими детьми, и иерархия гендерных ролей в семье, отражавшая гендерный дисбаланс в образовании, сменилась интенсивным внешкольным обучением детей совместными усилиями родителей.На английском языке для этого возник особый термин — “hothousing” (от слова “hothouse” — теплица). Это понятие не содержит того смысла, который имеет слово «тепличный» в русском языке («тепличные условия» и т.д.). Здесь речь идет скорее об интенсивном взращивании. — Прим. перев.

В моем детстве мне никто не помогал делать уроки: родители не учили и не контролировали меня, частных репетиторов тоже не было. Ни собственный образовательный уровень родителей, ни их материальное положение не давали им возможности это делать. Но, на мое счастье, в те годы даже дети из элитных семей не получали никакой особой внешкольной поддержки, так что я вполне мог идти с ними вровень. Сегодня же мне, как отцу семейства, принадлежащего к элите, приходится помогать моему одиннадцатилетнему сыну Алексу с его домашними заданиями по естественным дисциплинам, моя жена учит его латыни, и сверх того мы платим репетитору. Для всех остальных детей в его классе тоже организована такая помощь. Произошла радикальная смена норм. Может быть, старая система и уцелела бы, если бы ее не добила еще одна революция: огромный рост среднего класса и связанное с этим обострение конкуренции за наиболее качественное высшее образование.

Оксфорд, где я преподаю, принимает на обучение по программам бакалавриата гораздо меньшую долю британцев, чем в 1960-е годы: теперь абитуриенты приезжают со всего мира, и практически это означает, что в университет поступают дети элиты из других стран. Вместе с тем, с ростом британского среднего класса намного больше британских семей также мечтают отправить своих детей в Оксфорд. Когда одни родители начали давать своим детям интенсивное дополнительное внешкольное обучение, другим родителям, не желавшим, чтобы шансы их детей были ниже, пришлось поспевать за ними: старые нормы, которые держались в прежних условиях, теперь оказались сломаны. В результате этих перемен воспитание детей стало отнимать у представителей образованного класса намного больше времени, так что семьи стали заводить меньше детей.Еще в 1975 году женщины вроде моей матери, бросившие школу, не завершив среднего образования, и начавшие работать, тратили на детей столько же времени, сколько и женщины, окончившие школу. К 2003 году обе группы тратили на детей больше времени, но теперь менее образованные женщины тратили на них меньше половины того времени, которое тратили более образованные; Sullivan and Gershuny (2012). На смену трофейным женам пришли трофейные дети, и я, дорогой читатель, воспитал одного такого.Для тех немногих из моих читателей, у которых есть проблемы с чувством юмора, я вынужден пояснить, что моя цитата из романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» («Reader, I married him») — просто шутка. Хотя наш старший сын вполне отвечает признакам «трофейного ребенка», он будет справедливо возмущен, если прочтет этот мой намек на то, что его родители внесли какой-то вклад в его достижения.

Новая ориентация образованного класса на реализацию собственного потенциала каждого обеспечила реальный рост благосостояния многих лиц, принадлежащих к этому классу, хотя это потребовало немалого числа жертв в результате эпидемии разводов, которой сопровождался этот процесс. Все мы знаем какие-то конкретные случаи. Вот лишь те, что показались самыми вопиющими лично мне: женщина, которую лишили возможности видеться с сыном после того, как ее оставил муж, решивший найти себя с другой; мужчина, которого лишили возможности видеться с дочерью после того, как его бросила жена, решившая найти себя с другим. Те, для кого важнее всего было «найти себя», конечно, сочиняли версии событий, оправдывающие их поступок. Но даже после того, как число разводов несколько снизилось, все это оставило свой отпечаток на социальных нормах. Для тех образованных людей, которые по тем или иным причинам не вступили в брак, норма моральной семьи, согласно которой до возникновения устойчивых отношений детей заводить не следует, потеряла силу (по крайней мере в западном мире): если для полной самореализации нужен ребенок, я заведу ребенка. Япония разошлась в этом отношении с другими развитыми странами. В этой стране гонка, связанная с воспитанием «трофейных детей», оказалась куда жестче, чем в западном обществе. Родители-одиночки не могли угнаться за полными семьями, и вместо того, чтобы воспитывать детей, которыми они не смогли бы гордиться, одинокие образованные японки обычно предпочитали заводить домашних животных.Этими крайне любопытными сведениями я обязан профессору Роджеру Гудману, специалисту по социологии современной Японии.

Новая практика конкурентного воспитания молодого поколения не нашла своего аналога в отношении к старшему поколению. В моральной семье о стариках заботились сообща, и они жили в доме среднего поколения или где-то неподалеку. Моя овдовевшая бабушка жила рядом с одним из своих детей; мой овдовевший дед — вместе со своими двумя детьми. Сам я рос под одной крышей с престарелым дядей, жившим в соседней комнате. Такие формы организации семьи кое-где еще встречаются, но они уже далеко не так привычны. Теперь родители семей, принадлежащих к образованному классу, обычно не только реже живут вместе со своими детьми — изменились и финансовые отношения поколений.

Если раньше дети материально помогали старикам, то теперь старики гораздо чаще сами помогают детям

Отчасти это говорит о возросшем благополучии пенсионеров из образованного класса, но здесь повлияла и новая ситуация: два поколения — старики и родители — решают теперь общую задачу воспитания третьего поколения, которому нужно помочь «пробиться» в жизни. В результате идеи осмысленного разумного эгоизма, лежавшие в основе представлений моральной семьи о взаимных обязательствах, перестали действовать: обязательства перед детьми уже не находят эквивалента в обязательствах взрослых детей перед пожилыми родителями.

Принцип взаимности обязательств размывался и за пределами нуклеарной семьи. С уменьшением количества детей в семьях и ростом географической мобильности квалифицированных специалистов число традиционных семей, включающих несколько поколений, сильно сократилось. Пример моей семьи оказывается и здесь весьма иллюстративным. Во времена моего детства в радиусе пяти миль от нашего дома жили двенадцать моих теток и дядей; мои дети уже не могут сказать о себе ничего подобного. На смену расширенной моральной семье пришла нуклеарная династическая семья.

Когда образованные слои превратились в класс, у них сложилась новая форма семьи, в которой определенные взаимные обязательства оказались восстановлены и даже упрочены. Эта тенденция подтверждается статистикой данными. В 1965 году внебрачные дети в этом классе были редкостью, составляя лишь 5%; этот показатель остался на том же уровне и сегодня.Wolf (2013), p. 236. Эти данные относятся к белым матерям, окончившим школу. После первоначального резкого скачка число разводов в этой группе населения снизилось, и к 2010 году разводом заканчивался только каждый шестой брак. Благодаря низкому числу внебрачных детей и низким показателям разводов число детей, воспитываемых одним образованным родителем, также вернулось к очень низкому уровню: сегодня это менее одной десятой всех семей.

Новая этика самореализации и «поиска себя» имела некоторые негативные последствия, но они кажутся очень незначительными по сравнению с потрясениями, которые произошли в менее образованных слоях населения.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.