«Не обращайте внимания на шквал угроз и оскорбительных сообщений, с которыми вы сталкиваетесь в сети» — примерно так говорят людям, подвергшимся кибератакам, но эти непрекращающиеся сообщения являются прямыми нападками на карьеру, психологический потенциал и свободу в сети. Вероятно, все это время мы смотрели на проблему неправильно, не понимая, что в рамках существующего законодательства она является практически неразрешимой. Публикуем сокращенный перевод статьи журналистки Аманды Хесс для Pacific Standard, где она делится собственным опытом борьбы с киберпреследованием.
Прошло примерно 12 часов с начала моих летних каникул в
Я вылезла из постели и открыла свой ноутбук. Несколькими часами ранее некто под ником headlessfemalepig прислал мне семь твитов. «Я вижу, что ты не очень привлекательна», — говорилось в первом. Второй был прямым оскорблением моей нравственности: в нем было живо описано, что и как я делаю с разными мужчинами. Для меня, журналистки, которая среди прочего пишет о сексе, подобные твиты не были чем-то необычным, но этот парень сумел вывести их на совершенно новый уровень: «Мне 36, я отсидел 12 лет за непредумышленное убийство, я убил такую женщину, как ты, которая просто решила подшутить над парнями». И дальше: «Рад сообщить, что мы живем в одном штате. Я уже ищу тебя и, когда найду, изнасилую и оторву тебе голову». Затем шло еще несколько подобных твитов и последний, который все резюмировал: «Ты умрешь, и я — тот, кто убьет тебя. Я обещаю тебе это».
Мои пальцы зависли над клавиатурой. Я чувствовала себя дезориентированной и напуганной. Потом я смутилась оттого, что испугалась, и, наконец, почувствовала злость. С одной стороны, казалось маловероятным, что я скоро стану жертвой серийного насильника-убийцы. С другой стороны, человек был явно ненормален и имел нездоровый интерес к моей персоне. Я взяла телефон и набрала 911.
Два часа спустя офицер полиции Палм-Спрингс неуклюже поднялся по ступеням к моему гостиничному номеру, остановился на пороге и начал задавать мне вопросы. Я привела ему всю необходимую справочную информацию: я журналист, живу в
Лучший ответ, который я смогла придумать, был следующим: «Это похоже на электронное письмо, но только общедоступное». Я не сказала, что Twitter — это место, где я смеюсь, плачу, работаю, общаюсь, флиртую… и что с тех пор, как в 2007 году я начала писать, он стал одним из многих онлайн-пространств, куда приходят люди, чтобы высказать мне свое недовольство.
Подобных примеров было слишком много, чтобы перечислять их все, но, как и любой хороший журналист, я храню специальный файл, в котором документирую самые безумные случаи. Например, был один телезритель, который нашел мой адрес электронной почты, чтобы сказать мне, что я «самая уродливая женщина, которую он когда-либо видел». […] Или, например, анонимный комментатор, который высказался по поводу одной из моих статей так: «Аманда, я тебя изнасилую. Что ты думаешь на этот счет?»
Но ничто из этого не делает меня исключительной: это просто делает меня женщиной, у которой есть подключение к интернету
[…] Иногда вам даже не нужно профессионально занимать ту или иную писательскую площадку и быть на виду, чтобы стать мишенью. Согласно отчету исследовательского центра Pew Research Center, который более десяти лет отслеживает онлайн-жизнь американцев, с 2000 года равное количество мужчин и женщин пользуются интернетом, но самые отвратительные сообщения по-прежнему непропорционально направлены в сторону последних. Именно женщины с большей вероятностью будут говорить о преследованиях и харассменте в интернете: из 3787 человек, которые сообщили о подобных случаях в период с 2000 по 2012 год в волонтерскую организацию Working to Halt Online Abuse, 72,5% составляли женщины. […]
В США к делам о киберпреследовании применяются три федеральных закона: первый был принят в 1934 году и касался преследований по почте, телеграфной связи и по телефону. С момента первоначального принятия Закона о насилии в отношении женщин в 1994 году поправки постепенно обновляли его, чтобы учитывать новые технологии и ужесточать наказания для тех, кто ими злоупотребляет. В 34 штатах также действуют законы о киберпреследовании. […]
Однако угрозы в интернете стали настолько частотны и
Так что ожидается, что женщины, которые подвергаются преследованиям в интернете, должны либо преодолеть себя, либо почувствовать себя польщенными в ответ на угрозы в свой адрес
Но как бы мы ни пытались игнорировать ситуацию, этот тип домогательств имеет серьезные последствия для статуса в интернете. Угрозы изнасилования, смерти и преследования могут вредить эмоциональной стабильности, отнимать время и стоить денег из-за судебных издержек или услуг онлайн-защиты. […] И поскольку интернет становится все более важным элементом человеческого опыта, возможность свободно жить и работать в сети будет формироваться и слишком часто ограничиваться технологическими компаниями, местными и федеральными сотрудниками правоохранительных органов и людьми, которые отвергают существование подобной угрозы. […]
Интернет — это глобальная сеть, но когда вы берете телефонную трубку, чтобы сообщить об
В прошлом году американский блогер-атеист Ребекка Уотсон написала о своем опыте звонка в местные и национальные правоохранительные органы после того, как мужчина запустил целый веб-сайт, на котором угрожал убить ее. «Поскольку я знала, в каком городе [он] живет, я позвонила в его местное отделение полиции. Там мне сказали, что они ничего не могут сделать с моим заявлением и что сперва мне нужно подать его в мое местное отделение полиции, — писала Уотсон. — Когда я
Когда в 2009 году я впервые сообщила в полицию об угрозе изнасилования, полученной через интернет, офицер, отправленный ко мне домой, спросил: «Зачем вообще кто-то будет это делать?» — и отказался подавать отчет. В
Конечно, есть прецеденты, расследования и люди, которых судят за киберпреследование. Например, в 2009 году студент колледжа из Флориды по имени Патрик Маччионе встретил девушку, которой он впоследствии начал угрожать убийством, терроризировал ее непристойными видео и делал сотни звонков на ее телефон. Хотя жертва подала в суд, пытаясь получить запрет на приближение, полицейские начали действовать только после того, как шериф округа остановил Патрика по совершенно другому вопросу, а затем, как сообщается, нашел в его рюкзаке видеокамеру, содержащую тревожные записи о жертве. Позже департамент шерифа сотрудничал с прокуратурой штата, чтобы осудить Маккионе по 19 пунктам обвинения, одним из которых было киберпреследование (он успешно обжаловал это обвинение на том основании, что, когда он был арестован, закон еще не был принят). В итоге Маккионе был приговорен к четырем годам тюремного заключения. […]
Теоретически обращение в более высокую юрисдикцию может дать лучшие результаты. «Местные правоохранительные органы часто закрывают глаза и смотрят в другую сторону, — говорит доктор Самир Хиндуджа, профессор криминологии Атлантического университета Флориды и содиректор Центра исследования киберзапугивания. — У них нет ресурсов или персонала для расследования таких преступлений». Агентства округа, штата или федерального правительства по крайней мере имеют большую финансовую поддержку и могут реагировать более оперативно: «Обычно у них есть подразделение по компьютерным преступлениям, опытный персонал, знакомый с подобными делами, и налаженные отношения с технологическими компаниями, благодаря чему они могут быстро отправить повестку в суд и помочь в расследовании», — говорит Хиндуджа.
Но по моему опыту и опыту моих коллег, у этих более крупных правоохранительных органов так же мало возможностей или стремления расследовать угрозы в сети. Несмотря на его жестокое поведение в интернете, Маккионе в конечном итоге арестовали за физическое преступление, не имеющее отношения к делу о киберпреследовании. Когда я позвонила в ФБР из-за угроз, полученных в Twitter, представитель сказал мне, что агент свяжется со мной, если бюро будет заинтересовано в расследовании дела — этого так и не произошло. И когда Ребекка Уотсон сообщила об угрозах в свой адрес, ее сперва направили к агенту, но позже он заявил, что не может открыть файл Уотсон со снимками экрана и примерами угроз и вскоре перестал отвечать на электронные письма. […]
Всех этих прецедентов онлайн-преступлений уже достаточно для того, чтобы захотеть выйти из Twitter и выключить свой ноутбук и телефон
Иногда так и происходит: исследование Pew обнаружило, что с 2000 по 2005 год процент пользователей интернета, участвующих в
Злоумышленники обычно действуют анонимно или под псевдонимами, но люди, на которых они нацелены, часто пишут на профессиональных платформах под своими именами и в контексте своей реальной жизни. Жертвы не могут позволить себе отделиться от преступления. Когда дело доходит до
Когда власти рассматривают интернет как мир фантазий, это оказывает огромное влияние на расследование и судебное преследование подобных сетевых угроз. Уголовные законы о преследованиях в значительной степени требуют, чтобы жертвы испытывали ощутимый, немедленный и устойчивый страх. Чтобы считаться преступлением, в моем родном штате Калифорния угроза должна быть «недвусмысленной, безусловной, немедленной и конкретной» и передавать «серьезность цели и немедленную перспективу исполнения угрозы». Если полиция не знает, живет ли ваш преследователь по соседству или на другом конце страны, им легче классифицировать угрозу как отложенную, такую, которая не угрожает вам прямо сейчас. И когда они рассматривают угрозу как своего рода мистификацию, подразумевается, что она перестает быть уголовным преступлением.
Таким образом, жертва сталкивается с психологической дилеммой: что ей делать со своим страхом? Следует ли ей, как многие советуют, отвергнуть онлайн-угрозу как глупую игру и не беспокоиться о том, чтобы сообщить о случившемся в полицию? Или она должна покорно сообщать властям о каждой угрозе, с учетом того, что правоохранительные органы вполне могут не обращать внимания на опасения жертвы? Когда я получила свои последние угрозы изнасилования и убийства, один друг сказал мне, что вряд ли этот человек, скрывающийся за анонимными твитами, предпримет какие-либо физические действия против меня в реальной жизни. Другой друг заметил, что мой сталкер звучит как человек, готовый сшить пальто из моей кожи, и призвал меня предпринять все необходимые действия, чтобы посадить преступника в тюрьму.
Даниэль Ситрон, профессор права Университета Мэриленда, специализирующаяся на
Получается, что сегодня легион анонимных преследователей в интернете может свободно играть в свои «игры» под псевдонимами, но для женщин, на которых они нацелены, эти атаки лишь усугубляют реальный страх, дискомфорт и стресс, которые мы испытываем и в повседневной жизни.
Если американские полицейские в подавляющем большинстве мужчины, то сотрудники и главы технологических компаний, создавших архитектуру современного онлайн-мира, как известно, представлены мужчинами даже в большей степени. […] Конечно, большинство из них никак не преследует и не умаляет женщин намеренно, однако решения, которые принимают эти люди, имеют серьезные последствия для миллиардов. Гендерный дисбаланс в технологических компаниях ставит под угрозу их способность понимать жизнь половины пользователей сети. […]
Например, в отличие от Facebook, Twitter не требует, чтобы люди регистрировали учетные записи под настоящими именами. Пользователи могут наслаждаться легкомыслием и защитой, которую обеспечивает анонимность. И если кто-то нарушает условия использования Twitter, он может создать новую учетную запись под новым именем. При этом Закон о порядочности в коммуникациях 1996 года защищает платформу от юридической ответственности за то, что люди говорят на сайте.
Источник: visuals / unsplash.com
Появление кнопки «Сообщить о нарушении», конечно, обнадеживающая разработка. Возможность блокировать аккаунт обидчика помогает женщинам не сталкиваться с оскорбительными твитами, но все наши проблемы не могут быть решены одним нажатием кнопки. В некоторых случаях кнопка «Сообщить о нарушении» — это просто виртуальный пластырь для решения потенциально опасной, вполне реальной проблемы. Этот пластырь может нанести ущерб женщине, стирая цифровые доказательства преступления, и он совершенно никак не мешает злоумышленнику открыть новую учетную запись и продолжить свои нападки.
Когда я получила те семь твитов в
Конечно, Twitter не должен быть обязан выслеживать и наказывать преступников, которые пользуются услугами платформы: это то, для чего (предположительно) предназначены полицейские. Но Twitter должен уравновесить свои интересы в борьбе с оскорбительным поведением с интересами по защите частной информации. […] Сегодня у женщин есть переговорная сила для составления успешных петиций с призывом «ограничить злоупотребления», но наше влияние на корпорации ограниченно, а альтернативных мест для действий не так много. […]
В статье, опубликованной в журнале Boston University Law Review за 2009 год, Ситрон предложила новый способ постановки правовой проблемы домогательств в интернете: она утверждала, что злоупотребления в интернете представляют собой «дискриминацию в сфере занятости женщин». […] Ситрон утверждала, что анонимные домогательства в сети отбивают у женщин желание «писать и зарабатывать на жизнь в интернете»: «Это мешает профессиональной жизни и повышает уязвимость перед сексуальным насилием вне сети, клеймит как некомпетентных работников и низших сексуальных объектов. Преследование вызывает значительное эмоциональное потрясение».
В интернете люди, подвергающиеся угрозам, подавлены и обесценены, но мы не всегда думаем о нашей онлайн-жизни с этой точки зрения: в конце концов, наши дни наполнены работой, друзьями, Netflix. Но когда появляются анонимные преследователи… которые угрожают нашей жизни или стыдят за сексуальные привычки, они служат нам как большим, так и малым напоминанием о том, что мы не можем чувствовать себя в сети абсолютно комфортно. Профессор права Университета Майами Мэри Энн Фрэнкс заявила, что именно банальность интернет-домогательств делает их «одновременно такой эффективной и вредной формой дискриминации». И личные, и профессиональные издержки этой дискриминации проявляются очень реально. […]
Работа Ситрон посеяла семена для дальнейшей дискуссии о возможности применения законов о гражданских правах для обеспечения равных возможностей для женщин в интернете. […] Сейчас федеральный Закон о гражданских правах может предусматривать наказание за «применение силы или угрозы силой», которые препятствуют трудоустройству человека на основании расы, религии или национального происхождения. Однако эта защита пока не распространяется на угрозы, нацеленные на пол человека. При этом другие части Закона о гражданских правах квалифицируют сексуальные домогательства на рабочем месте как дискриминационные и требуют от работодателей проводить политику как по их предотвращению, так и по устранению дискриминации. […]
Но интернет — это обширная и разрозненная вселенная, в которой часто отсутствует четкий локус ответственности. Даже если онлайн-угрозы будут считаться нарушением гражданских прав, на кого мы будем подавать в суд? Анонимным твитам не хватает институциональной принадлежности
[…] Ситрон признает, что принятие нового закона о гражданских правах, применимого к интернету, потенциально сизифов труд. Но она же говорит, что, расширив существующие законы о гражданских правах, чтобы признать гендерный характер интернет-угроз, законодатели могли бы оказать большее давление на правоохранительные органы, чтобы те более серьезно относились к подобным преступлениям. […]
Мой серийный киберпреследователь начал следить за мной в 2009 году, когда на одной из блоговых площадок разгорелась небольшая полемика. Один из авторов блога взял привычку размещать на сайте свои фантазии об изнасиловании — я взяла интервью у него и других участников сайта, а затем опубликовала статью. После этого я начала получать угрозы о собственном изнасиловании. […] В разделе комментариев под статьей они появились под десятком поддельных имен и несколькими поддельными IP-адресами, которые обычно указывают на точное местоположение вашего устройства, но могут быть легко подделаны, если у вас есть подходящее программное обеспечение. […] В своем аккаунте в Twitter мой сталкер написал, что планирует купить ружье. […]
Затем однажды ночью, когда мы с парнем были в нашей квартире, мой мобильный телефон начал разрываться от беспрерывных звонков. Я получила серию голосовых сообщений, тон которых постепенно накалялся, — тогда я впервые позвонила в полицию. Когда офицер прибыл ко мне домой, я описала случившееся, а он выразил недоумение по поводу «виртуального» преступления, вручил мне свою карточку, сказал, чтобы я звонила, если кто-нибудь придет в мой дом, но отказался составить отчет.
Без поддержки полиции я решила подать постановление о гражданской защите в суд по семейным делам. Я разместила фотографию своего сталкера на стойке регистрации своего офиса. Когда местный шериф не смог вручить ему судебные документы, я заплатила 100 долларов частному сыщику, чтобы он выполнил его работу. Мне потребовалось пять посещений суда в ожидании рассмотрения моего дела, поскольку, пока я тихонько сидела, ожидая своей очереди, десятки других людей рассказывали судье о домашнем насилии, своих бойфрендах, отцах и бывших женах, которые угрожали и оскорбляли их. Эти люди искали защиты от людей, вооруженных ломом и холодным оружием, — то есть заявляли о «более серьезных преступлениях». К тому времени, когда судья наконец потребовал пересмотра моего охранного ордера, я пропустила полдюжины рабочих дней. К счастью, мне посчастливилось иметь постоянную работу и понимающего начальника… и поскольку мое дело было подано в соответствии с новыми нормами защиты от преследований… мне также повезло получить адвоката, назначенного судом. Большинство жертв не имеют такой возможности.
Мой преследователь наконец согласился с охранным приказом, когда мой адвокат доказал ему, что нам известно, что комментарии в блоге исходят с его компьютера — он предпринял попытку скрыть свои комментарии, но в нескольких случаях совершил ошибку, и мы смогли показать, что угрозы изнасилования принадлежали именно ему. Когда судья утвердил приказ, она проинструктировала моего преследователя, сообщив, что ему не разрешено связываться со мной каким-либо образом — ни по электронной почте, ни в Twitter, ни по телефону, ни в комментариях в блоге, ни путем найма воздушного шара, чтобы он парил над моим домом с сообщением. И он должен был всегда держаться от меня на расстоянии не менее 100 футов. Срок действия запретительного судебного приказа составлял один год.
Вскоре после истечения этого срока мой преследователь отправил мне электронное письмо по моему новому рабочему адресу. С тех пор он время от времени продолжает контактировать со мной. Прошлым летом он пробрался в раздел комментариев к статье, которую я написала… несколько месяцев спустя он связался со мной через LinkedIn. За несколько дней до того, как я получила угрозы в
Прошло четыре года, но я все еще… сохраняю каждый твит, который он мне отправляет, в отдельный документ, пересылаю его электронные письма в специальный аккаунт, а затем распечатываю их, чтобы быть уверенной, что они будут готовы для полиции и в аналоговом формате, если вдруг он когда-нибудь снова станет угрожать мне (или чего похуже). Всякий раз, когда я еду по делам в город, где он живет, я беру с собой свой старый охранный ордер, хотя его слова постепенно начинают размываться после десятка сделанных фотокопий. В моей квартире аккуратно сложены стопки бумаг, связанных с этой ситуацией. Сложно сделать мое беспокойство еще более организованным.
Комментарии
Комментировать