Без ровных линий и хронологии: как учить детей рисовать и разбираться в искусстве

Самый яркий показатель революции в образовании — принятие идеала детского самовыражения педагогическим сообществом, считает один из главных теоретиков искусства Эрнст Гомбрих. В 1939 году он описал для журнала The Listener противоречия, парадоксы и психологические иллюзии воспитания художественного вкуса у детей — основные тезисы этого эссе остаются актуальными до сих пор. T&P публикуют перевод.

Отец всех повествователей Геродот рассказывал восхитительную историю о египетском фараоне Псамметихе, который хотел выяснить, какой из языков был самым старым, искренним и подлинным, и задумал настоящий психологический эксперимент. Он приказал воспитывать двух новорожденных детей в абсолютной изоляции — никому не разрешалось говорить в их присутствии.

В один прекрасный день малыши стали протягивать свои маленькие ручки к няням с криками «Бекос, бекос». Как только царь услышал об этом, он отправил посланников странствовать по миру и искать язык, в котором встречается слово «бекос». Оказалось, так во Фригии называли хлеб. В тот день разрешился старый спор — фригийцев удостоили почестей первоначальной расы, поскольку их язык явно происходил от самой природы.

Иллюзия спонтанности

Идею этого эксперимента возродили не так давно. Когда на пороге ХХ века чудеса детского искусства открылись глазам энтузиастов-исследователей, они объявили его истинным, подлинным и, следовательно, исходным изобразительным языком человечества.

«Не учите ребенка, а позвольте ему учить вас, — такие советы давали великие пионеры вроде Франца Чижека (австрийский художник и педагог — Прим. T&P) оскорбленным учителям старой закалки. — Образование вредит изначальной силе и чувствительности ребенка».

Сегодня педагогические успехи этого принципа не вызывают сомнений. Бессчетное число учителей по всему миру убедились на собственном опыте: наличие материала для самовыражения и правильная поддержка могут проявить в среднестатистическом ребенке эстетическое восприятие, которому позавидует любой опытный художник.

Однако у непосредственного детского творчества обнаружился один непримиримый враг — сам ребенок. Безразличный к нашим сожалениям, он неумолимо движется к роковой цели — стандартам взрослых людей. Даже если учитель прикладывает все усилия, чтобы держаться в стороне и не вмешиваться, ребенок вытягивает из педагога нужную ему информацию. Одной одобрительной улыбки или равнодушного взгляда может хватить, чтобы проложить этот путь и расстроить планы современного царя Псамметиха.

Блестящие плоды венских классов Чижека — исчерпывающее тому доказательство. Глядя на них, любой на мгновение засомневается и решит, что перед ним работа взрослого художника. Несомненно, завтра то же самое будет справедливо относительно работ, вдохновленных и бессознательно направленных сегодняшними учителями. Принцип спонтанности, несравненный в качестве педагогического правила, несет в себе психологическую иллюзию. Детское творчество не может вырасти без связи с умом взрослого и никогда не отделяется от стандартов и ценностей современного искусства.

Новые методы

Этот факт ни в коей мере не умаляет значения реформаторов и их программы. Они привлекли наше внимание к работе детского разума и научили видеть в рисунке ребенка смелое и ясное выражение его знаний о мире вместо ничтожной попытки «изобразить» видимую реальность.

Этот подход определил новый учебный план начальных школ в Вене после революции 1918 года. Рисование и создание картин горячо поощрялось как средство самовыражения, а принцип невмешательства исполнялся вплоть до прощения фактических ошибок.

Благодаря школьной реформе широкое распространение получил своеобразный метод Рихарда Роте — обучение ребенка рисованию через воспитание его мысли. Он не тренировал технику, как в старом рисовании от руки с ее унылыми механическими упражнениями, и не учил глаз, как натуралистическая школа, но развивал воображение, способность представлять с помощью разума.

Если ребенок рисовал человека с пеньками вместо рук, Роте ничего не исправлял на бумаге и спрашивал: «Как этому бедному человеку придется согнуться, чтобы надеть чулки?» —

и наклонялся, чтобы показать ребенку, как функционирует настоящее тело. Чтобы уравновесить это интеллектуальное обучение, официальный комментарий к учебному плану советовал учителю время от времени выбирать «нереальные» или фантастические предметы, такие как «спящие деревья» или «птицы и бабочки, которых не существует».

Метод Роте помогает ускорить развитие ребенка без навязывания взрослых стандартов. Но стоит помнить, что не учителя, а художники — настоящие первооткрыватели детского творчества. В прошлом оно оставалось неизвестным не потому, что эти поколения были слепы к красоте, а из-за того, что для них искусство означало нечто неотделимое от технического мастерства. Только когда эта концепция утратила свою строгость, ребенок со всей его первозданностью внезапно оказался в центре внимания. Это важно помнить, чтобы объяснить кризис, в котором находится художественное образование на континенте как в России, так и в Германии.

Идеология и детские рисунки

В России преподавание искусства признано важной частью образования, а рисование с помощью воображения практикуется с большим успехом. Но, похоже, даже урок рисования используется для того, чтобы мягко направить ребенка к объектам и идеям, которыми нужно интересоваться. Частое появление тракторов на детских рисунках приветствуется советской критикой как здоровое проявление симпатии к идеалам конструктивной социальной работы — в отличие от буржуазных детей, чьи рисунки выражают декадентское бегство от реальности.

Немецкий учитель искусства (П.К. Зоммер) атакует современные методы с гораздо большей жестокостью. Сходство их результатов с тем, что сейчас официально называется «дегенеративным искусством», заставляет его осудить весь подход как нечто близкое государственной измене: «Этот вид искусства ушел от природы и, следовательно, от любви к дому, от Бога и веры в его воскресение. Плоды такого образования представляют опасность для нового государства». Возможно, именно это чувство заставило новую власть отменить ремесленные занятия в начальных школах после оккупации Австрии.

Без периодов и предпосылок

По ту сторону политической борьбы за детскую душу остается то, что можно назвать неизбежным парадоксом художественного образования:

как может эстетический опыт — нечто в высшей степени самопроизвольное — стать предметом преподавания, которое не может отречься от предвзятых стандартов и ценностей?

Очевидно, что вторая цель художественного образования — понимание искусства — все еще открыто противоречит подлинным идеалам непосредственности и невмешательства. Обучение пониманию искусства не достигло существенного прогресса на континенте, потому что сильно ограничено вкусами и предпочтениями конкретных учителей истории или рисования.

Хотя еще в 1890-х годах в Германии Альфред Лихтварк пытался освободить произведения искусства из холодного заточения музеев. Он не связывал искусство с историческими периодами и не описывал предпосылок его возникновения, чтобы не превращать картину в простую иллюстрацию истории культуры. Его ученики пытались понять замысел художника, личность заказчика, роль конкретной картины в большой коллекции и очень не скоро переходили к формальным ценностям произведения (Лихтварк был заклятым врагом формалистского подхода). Предпочитая репродукциям оригиналы, а великолепию выдающихся имен — скромных местных мастеров, Лихтварк пытался укрепить связь между искусством прошлого и повседневностью своих учеников. Концентрируясь на конкретных работах, он сумел избежать ловушки поверхностных описательных лозунгов, в которую неизбежно попадали предшественники.

Безупречные потребители

По другую сторону Атлантики тоже придумали немало. Например, американские музеи активно привлекают детей и создают для них максимально комфортную обстановку. А в школах принцип оценивания распространился далеко за пределы искусства. Всевозможные повседневные вещи регулярно становятся предметом обсуждения. Детей учат обращаться к эстетическому суждению, даже когда речь идет о выборе одежды или столовых приборов.

Американский подход отчасти опирается на оптимистичную веру в непогрешимость нынешнего вкуса. Такое обучение влечет за собой ряд опасностей: подготовка безупречных потребителей может подавлять индивидуальность, вместо того чтобы ее развивать.

Взять хотя бы тесты, которые разработали для проверки эстетической восприимчивости ребенка, где из трех простых моделей или конструкций нужно отметить лучшую. Взгляните, к примеру, на лампы в третьей строке — я вижу в них скорее последовательность стилей и эпох, чем абсолютных качеств. К тому же

формальные элементы теряют всякое значение без эмоционального контекста. Даже кривая линия может обрести красоту, если выражает бурю чувств.

Эта школа мысли, кажется, повторяет ошибки раннего метода рисования от руки. Его сторонники считали нечто логически простое также наиболее очевидным с точки зрения эстетики и первым делом тренировали умение чертить прямые линии.

Нет, пусть ребенок знакомится не с безжизненными образцами, а с работами и формами, которые он может полюбить! Для этого можно заполнить школьные библиотеки изображениями в рамках, которые ученики смогут брать домой и обменивать (точно книги).

Нельзя забывать и о совете Шопенгауэра: «С произведением искусства следует обращаться как с принцем. Оно должно заговорить с тобой первым».

Читайте нас в Facebook, VK, Twitter, Instagram, Telegram (@tandp_ru) и Яндекс.Дзен.